Денис Прошин: Никто не задумывался, почему чилийские военные превратили в концлагерь именно стадион?

QU’IL Y AIT UN STADE

Начну с того, что стойкую антипатию у меня вызывают люди, пишущие «Стадион так стадион» и выкладывающие фотографии «Национального стадиона» в чилийском Сантьяго, осенью 1973 превращённого в концлагерь. То, что наше общество ментально и морально нездорово, — это ясно давно, но не нужно же так открыто размахивать диагнозом. В сентябре 1973 чилийский Estadio Nacional стал символом жестокости, захлестнувшей и Сантьяго, и всю страну. Другому стадиону — «Амахоро» в столице Руанды Кигали — была приуготовлена иная роль: не эпицентра издевательств, страданий и смерти, но островка надежды (также способного принять чемпионат по регби).

Никто не задумывался, почему чилийские военные превратили в концлагерь именно стадион? Это просто: на стадионе же удобно. Готовое обнесённое стенами пространство, открытое, ровное, в случае чего простреливающееся. Для задержанных — трибуны, для пыток и казней — раздевалки и коридоры, по которым в свободное от борьбы с коммунизмом время на поле выходили футбольные команды. Двоих американских журналистов — Эда Хормана и Фрэнка Перуджи — расстреляли под трибунами и там же замуровали. Полагаю, не их одних, но о них сняли фильм. (Кстати, наверное, только мужчины пенсионного возраста вспомнят, что на Estadio Nacional 21 ноября 1973 должен был состояться матч отборочного этапа Мундиаля-74 (СССР-Чили). Разумеется, наши не поехали, и чилийцы забили в пустые ворота один «технический» мяч, после чего отправились в Западную Германию, где проиграли хозяевам, сыграли вничью с восточными немцами и австралийцами и выбыли из дальнейшей борьбы.)

На стадионе удобно. Именно так оценивал ситуацию и командующий миротворческими силами в Руанде (UNAMIR) генерал Ромео Даллер. Когда штаб-квартиру миротворцев попросили на выход из первоклассного отеля «Тысяча холмов» (чтобы не портить отдых туристам), Даллер в качестве новой базы выбрал стадион «Амахоро». О «Тысяче холмов» тоже сняли фильм («Отель ‘Руанда'»), но вот негостеприимность его собственника, бельгийской авиакомпании «Сабена», в сюжете не упоминается. «Сабену» играет Жан Рено, и он хороший.

7 апреля 1994, к началу резни в Руанде, у Даллера было около 2.500 человек. Через две недели ООН приняла решение сократить свой контингент в десять раз. Даллеру осталось найти несколько опорных точек, где миротворцы ещё как-то могли удерживать ситуацию. Стадион «Амахоро», куда с начала событий стекались повсеместно избиваемые тутси, стал главной из этих точек опоры. Потому что удобно. Стадион, построенный китайцами и открытый за восемь лет до событий, вмещал 10.000 зрителей. Весной-летом 1994 Даллер разместил на поле и на трибунах около 12.000 душ под охраной горстки бангладешских бойцов. «Амахоро» нельзя было назвать неприступной крепостью, но, как и всякий стадион, он давал находившимся внутри некоторые преимущества. Осаждавшие выпустили по арене несколько снарядов, но попыток взять её штурмом не предпринимали. Зато это сделали бельгийские миротворцы, прорвавшиеся к «Амахоро» и сначала задержанные у ворот бангладешскими сослуживцами. Отогнав огнём наседавших «активистов» с мачете, бельгийцы пошли на штурм и перелезли через ограду.

База «Амахоро» продержалась до входа в Кигали повстанцев тутси, взявших залитую кровью столицу и отбросивших правительственные войска и ополченцев хуту к границе с Заиром. На языке руанда «амахоро» означает «победу». Генерал Даллер считал, что он проиграл в Руанде, и в августе 1994, испытав нервный срыв, был снят с должности командующего силами UNAMIR. Но стадион люди Даллера не сдали. А там, где нет возможности сделать большее, пусть будет хотя бы стадион. Qu’il y ait un stade.